Дальше на нас буквально обрушиваются новые неожиданности. Оказывается, не Адам был прародителем, а некий «протоархонт осквернил Еву и он родил с ней двух сыновей; первый и второй Элохим и Яхве, Элохим с медвежьей мордой, Яхве с кошачьей мордой. Один был праведный, другой неправедный. Яхве он поставил над огнем и ветром, Элохима же он поставил над водой и землей. И их он назвал именами Каин и Авель из хитрости. И по сей день осталось соитие, идущее от протоархонта. И он посеял жажду к порождению в той, кто принадлежит Адаму. И он произвел через соитие порождение в образе тел, и он наделил их своим духом обманчивым. И он учредил над начальствами двух архонтов, так что они могли править над могилой».
Теперь вспомним, что Яхве — это племенной Бог Израиля, а Элохиму поклонялся Моисей, когда начал утверждать Единобожие на практике. Наконец все встало на свои места. А архонт и протоархонт — это нечто наподобие должностей или, судя по дисциплине, даже нечто вроде воинских званий во всей структуре заговора. Они и «могилы стерегут», и чужих жен оскверняют согласно должностным обязанностям, потому что сам праотец не может этого. Мало того, когда первый архонт узнал, что они возвышены более, чем он в вышине, и мыслят лучше, чем он, то он пожелал схватить их мысль, не зная, что они выше его в мысли и что он не сможет схватить их. Он держал совет со своими властями, теми, что его силы, и они вместе совершили прелюбодеяние с Софией, (ужас! и с ней тоже! да еще скопом!) и они породили постыдную судьбу, то есть последнюю из оков изменчивых: она такая, что (в ней) все изменчиво. И она тягостна и сильна, та, с которой соединены Боги и ангелы (опять единобожники проговорились о многих Богах), и демоны, и все роды по сей день. Ибо от этой судьбы происходят всякое бесчестие, и насилие, и злословие, и оковы забвения, и незнание, и всякая тяжкая заповедь, и тяжкие грехи, и великие страхи. И, таким образом, все творение стало слепым, дабы они не могли познать Бога, который надо всеми ними. И из-за оков забвения их грехи утаены. Ведь они связаны мерами, временами, обстоятельствами, между тем, как судьба господствует надо всем.
Теперь Иоанн ясно объяснил, как Вами будут править. Вспомните все богословские увещевания «покориться судьбе». Отныне Вы знаете — зачем. Остается лишь посочувствовать наивности целого цеха русских философов-богословов, так долго рассуждавших о «пречистой Софии».
Все в этой мерзкой истории происходит из осквернения: и первые люди, и судьба, и воплощенный Бог Иисус, который, впрочем, все это знал: «И это было дано ему (Иоанну) втайне, и тотчас он скрылся от него. И он пошел к своим соученикам и объявил им то, что Спаситель сказал ему».
Удачно справился с ролью просветителя и евангелист Фома, который начинает подготовку читателей с самого начала: «Это тайные слова, которые сказал Иисус дивой и которые записал Дидим Иуда Фома». Помимо общих мест, привычных для божественных уст Спасителя, попадаются и обескураживающие речи профессионального революционера, которым он, очевидно, выучился у ессеев, ибо вдруг начинает казаться, что это говорит уже совсем другой человек.
«Я бросил огонь в мир, и вот я охраняю его, пока он не запылает».
«Может быть, люди думают, что я пришел бросить мир в мир, и они не знают, что я пришел бросить на землю разделения, огонь, меч, войну. Ибо пятеро будут в доме: трое будут против двоих и двое против троих. Отец против сына и сын против отца; и они будут стоять как единственные».
«Я разрушу этот дом, и нет никого, кто сможет построить его еще раз».
Уничтожитель природных религий язычников, он, конечно же, знал, что говорил, и две тысячи лет после этого чудовищного религиозного эксперимента доказали правоту его слов. Разделения, огонь, меч, война, отец против сына — как еще короче охарактеризовать историю христианства?
Есть здесь и общие места, связанные с пропуском в Царствие Небесное.
«Когда вы увидите того, который не рожден женщиной, падите ниц и почитайте его; он — ваш Отец».
«… И когда вы сделаете мужчину и женщину одним, чтобы мужчина не был мужчиной и женщина не была женщиной, когда вы сделаете глазa вместо глaза, и руку вместо руки, и ногу вместо ноги, образ вместо образа, — тогда вы войдете в Царствие».
«Царствие Отца подобно человеку, который хочет убить сильного человека. Он извлек меч в своем доме, он вонзил его в стену, дабы узнать, будет ли рука его крепка. Тогда он убил сильного». (Какая смиренная кротость, оказывается, существует в этом самом Царствии).
По мере узнавания нами засекреченного Христа, новыми оттенками заиграли и эти, казалось бы, безобидные слова.
«Там, где три Бога, там Боги. Там где два или один, я с ним», — новые изречения в подкрепление нашего тезиса о насажденном выдуманном Однобожии.
«Нет пророка, принятого в своем селении», — это мы слышим часто, но вот поистине замечательное продолжение, которое от нас утаивают учителя благонравия: «Не лечит врач тех, которые знают его».
Истово призывая соблюдать один моисеев закон, касающийся субботы, он позволяет себе, тем не менее, издеваться над другим, не менее существенным.
«Ученики сказали ему: Обрезание полезно или нет? Он сказал им: Если бы оно было полезно, их отец зачал бы их в их матери обрезанными».
А вот прекрасная заповедь военного коммунизма, последствия которой мы уже хорошо испытали на себе:
«Тот, кто не возненавидел своего отца и свою мать, не сможет быть моим учеником, и тот, кто не возненавидел своих братьев и своих сестер и не понес свой крест, как я, не станет достойным меня».
«Будьте прохожими», — передает нам христовы слова Фома, а Епифаний добавляет: «Будьте опытными менялами». Так кем же все-таки надо быть?
После всех разговоров о нищих, сирых и убогих иначе воспринимается и другое высказывание Учителя:
«Тот, кто сделается богатым, пусть царствует, и тот, у кого сила, пусть откажется».
Все исследования о Христе принято делить на две научные школы: мифическую и историческую. Первая считает Христа вымышленным лицом и именно с этих позиций рассматривает его, вторая же придерживается того мнения, что евангелия и прочие упоминания о нем имеют четкую историческую подоснову, и не ставит под сомнение существование человека — Христа.
Мы, к сожалению, не можем позволить себе роскошь примкнуть ни к одному из этих течений. Чудеса и факты в жизни Мессии — не это влечет нас. Христос интересует нас как явление морального порядка. Идея Бого-человека, искупающего грехи вех людей, и последствия его проповедей — вот предмет нашего интереса. Христос глазами другой веры, с позиций другой структуры веры, альтернативный религиозный опыт — вот критерий данного повествования. Единобожие глазами Многобожия — вот угол зрения, под которым рассматривается проблема.
Книжные полки всех библиотек мира полны исчерпывающими сочинениями адептов ортодоксального Единобожия, а то время как цивилизованная политеистическая традиция взгляда на мир сознательно уничтожена, рассеяна по труднодоступным каталогам, занесена в индексы «запрещенных книг».
Ни для кого не секрет, что сознание индивидуума, исповедующего служение одной доктрине, независимо от того, истый ли он однобожник или «сознательный» последователь обезбоженного коммунистического Абсолюта, кардинально отличается от сознания человека, придерживающегося множественной автономной системы нравственных императивов. Структура монистического сознания всегда подобна пирамиде, где все умственные процессы всегда сходятся в одной точке вершине — нравственном занебесном Абсолюте, который одновременно является точкой максимального напряжения всего сознания. Структура политеистического сознания же, напротив, подобна сложной композиционной фигуре. Чем больше будет в ней узловых точек, тем меньше будет вероятность разрушения всей системы в целом. Человеческая вера в Бога — это всего лишь мнение о нем. Однобожие — это примат одного мнения, Многобожие — букет из разных. Христу, как известно, эта вторая точка зрения казалась в высшей степени кощунственной. Он жил в великой Римской империи, где каждый мог по своему собственному желанию проповедовать какую угодно систему нравственных ценностей, оставаясь, тем не менее, членом единого общественного организма. Античный разум ставил государственные интересы выше племенных, религиозных представлений и вкусов, в этом и состояло его величие, источник властолюбивого гордого гения. Этот апофеоз практического сознания был назван «печатью зверя», а город, объединивший людей Европы, Азии и Африки в единый социум, был назван «великой блудницей». Этруск и германец, сириец и эллин, скиф и иудей — каждый мог найти храмы своих Богов в Вечном Городе, а сын отпущенного на волю раба Гораций мог был первым придворным поэтом, что слагал оды не в честь пригревшего его императора, но в честь любви. Античное сознание, не пользуясь никакими достижениями техники и средствами связи, повинуясь одной лишь логике здравого смысла, сумело создать то, что не в силах создать нынешний компьютеризированный государственный разум.